Алатырь-камень - Страница 97


К оглавлению

97

– Можешь не сомневаться, – весело подмигнул ему в ответ Вячеслав. – Они у меня от всех прочих богов будут как черт от ладана шарахаться. И вообще, будет им и обедня в сочельник, и литургия на Пасху, – загадочно, но многообещающе посулил он и не удержался, чтобы в очередной раз не процитировать Высоцкого, как всегда, перефразируя на ходу:

– Не один из них будет землю жрать. Все подохнут у меня без прощения. Отпускать грехи кому – это мне решать, а они все будут – козлы отпущения.

– Только не очень-то там резвись, – попытался слегка охладить не в меру воинственный пыл друга Константин. – Там все надо так отладить, чтобы через эти места лет через двадцать-тридцать любой восточный купец мог беспрепятственно товары провезти.

– А зачем? – удивился Вячеслав. – Есть же Волга. Чего им по диким горам Кавказа тащиться? Или ты собираешься Военную Грузинскую дорогу наладить?

– Свят-свят! – замахал на него руками Константин. – Наоборот совсем. Ты что, забыл, что должен перекрыть наглухо все перевалы, а если какой-нибудь из них проходимым сочтешь, типа Ширванского ущелья, – завалы устроить? Оставить надо только один проход – у Дербента, через Железные ворота. Мы с тобой должны в тех местах охранять торговые пути. Чтобы каждый купец знал – идти с товаром из Китая и Средней Азии в немытую Европу проще всего не через Иран, который весь в огне, а между Каспием и Черным морем. Говорят, что в империи Чингисхана безоружный одинокий путник мог с хурджином золота пройти, не боясь оказаться ограбленным или убитым.

– Ну это, говоря нашим с тобой языком, не более как телереклама, причем в самом ее худшем варианте, то есть бессовестно лживая, – усмехнулся воевода. – А Чингизушка-то, оказывается, еще и пиарщиком был, да каким шустрым, – подивился он.

– Согласен, – не стал спорить Константин. – А у нас на самом деле должно быть так. Особенно авторитет духовенства поднимай. Этим дикарям с Терека надо внушить, что если ты, великий и могучий воевода, до земли перед священниками склоняешься и руки им целуешь, то это значит, что наши попы и впрямь великие шаманы, повелевающие страшными и ужасными духами. А кто не будет их слушаться, того ждет не просто смерть, а… Короче, не мне тебя учить. Придумаешь что-нибудь, – махнул он рукой.

– А то! – заверил Вячеслав. – Обязательно придумаю! – и лукаво покосился на друга.

Придумывать ему пришлось уже в первую неделю, когда он задался целью помирить жителей сразу доброго десятка деревень, враждовавших между собой. Когда-то они были добрыми соседями, но кто-то, причем чуть ли не пятьдесят лет назад, будучи в гостях, нечаянно сплюнул в очаг, горевший в тесной каменной лачуге. Скорее всего, он и не хотел этого делать, прекрасно зная обычаи, но так уж получилось.

Хозяин дома, побледневший от гнева, сдержанно вымолвил:

– Лучше бы ты ударил меня.

До своего родного дома гость так и не добрался. Его окровавленное тело было найдено на полпути.

Безмолвные родичи обмыли тело убиенного, его старший сын погасил огонь в очаге, потому что умер глава рода, и, не говоря никому ни слова, ушел из дома. Когда он вернулся, следом за ним прилетела весть, что у соседей тоже намечаются похороны, причем двойные. С этого все и началось.

Постепенно в междоусобицу, то вспыхивающую ярким пламенем новых смертей, то затухающую на несколько лет, втянулись и другие соседи. Одно время она было и вовсе заглохла. Тишина царила лет десять, и молодежь начала иногда уже перемигиваться и улыбаться друг другу, но буквально на второй день после приезда Вячеслава вспыхнула с новой силой. С прибытием гостей народ несколько расслабился, чуточку утратил бдительность и присущую им осторожность, и двух мальчишек нашли убитыми недалеко от села, причем убийца был известен, да он особо и не таился.

Аул, где жили погибшие, всколыхнулся от мала до велика, тем более что и предыдущее убийство двенадцать лет назад свершил старший брат нынешнего убийцы, которому отомстить так и не удалось – через месяц он сам сорвался с горной кручи. Словом, получалась несправедливость.

Примирить всех взялся Вячеслав. Поглядев на убитых – ну совсем еще пацаны, и пятнадцати поди не стукнуло, – он вздохнул и решил заняться этим делом основательно.

Взяв с каждого жителя аула слово в том, что никто не тронет убийцу и не пустит в него стрелу издали, он предложил вызвать его на суд божий, который несомненно осудит и покарает злодея, если тот и вправду виновен. Правда, для этого всем жителям деревни необходимо принять святое крещение, ибо молитв некрещеных людей господь не услышит и вступаться за них не будет.

Принять его надлежало всем, кроме убийцы, которому вначале предстояло покаяться перед крестом в нарушении одной из заповедей. Если господь его простит и не покарает, сочтя, что он поступил справедливо, то тогда и он может быть крещен.

– Если твой бог поступит с убийцей несправедливо, то нам он не нужен, – угрюмо предупредили его старейшины той деревни, откуда были родом мальчишки. – Запомни, чужеземец, и не говори потом, что ты этого не слышал: в тот миг, когда твои люди наденут на него крест, мы сразу же снимем с себя свои.

– Разумеется, – невозмутимо пожал плечами воевода и нравоучительно заметил: – Наш великий бог всеведущ, всевидящ и это – как его? – ах да, всемогущ, так что можете быть спокойны, аксаулы, все будет в полном порядке.

Слово «аксаулы» толмач из половцев не знал. В ответ на его недоуменный вопрос, что оно означает, Вячеслав только нетерпеливо махнул рукой, невнятно пояснив, что это все равно, что саксакал, но растолковывать долго, так что пусть тот при переводе обойдется без него. Не говорить же ему, что он просто слепил слова «саксаул» и «аксакал» воедино.

97