Алатырь-камень - Страница 48

– Истуканы, говоришь, – протянул Вячеслав. – А ты, царевич, иначе подумай, – хитро улыбнулся он. – В церквях-то ведь иконам молятся, а они тоже деревянные. Огонь поднеси, и нет Иоанна Крестителя или там, скажем, младенца Христа вместе с его мамашей.

– Опомнись, воевода, – с ужасом прошептал Святослав. – Ты ж кощунствуешь страшно. Как это нет?! Они все равно на небе пребывают. На иконах же только лики их изображены, то есть символы. Это совсем другое.

– Вот ты и сам ответил, сынок, – вступил в разговор Константин. – Так ведь и у них эти истуканы – те же самые символы, а сами боги, согласно их верованиям, пребывают высоко на небе. Получается, что, сжигая их истуканов, ты подносишь факел не к самим богам, а к их изображениям. И задумайся, хорошо ли так с иконами поступать? Разве этим убедишь кого, что твоя вера правильнее, а главное – чище? Наоборот, озлобишь. Сегодня ты на них плюнешь да спалишь, а завтра кто-то Христа идолом назовет да истуканом, и его в костер. Так что неправильно ты сказал, будто я их к нашей вере примучиваю. Отродясь такого не было, и ты этим тоже не занимайся, да и сынам своим закажи накрепко. Наши священники слово несут, церквушки по глухим местам ставят, но силой никого не принуждают, даже если кто отказывается поначалу от христианства.

– А не грешно ли самому в языческих обрядах участвовать? Это ж грех смертный! – убежденно произнес Святослав.

– Как посмотреть, – пожал плечами Константин. – С одной стороны – да, и впрямь грех, а с другой…. Сам подумай, сколько я христианских душ этими обрядами от неминуемой смерти спас. Представь, сколько бы воинов потеряла наша держава в одних только непролазных прусских да литовских лесах. А что до Всеведа, так он один столько стоил…. – задумчиво произнес Константин, и вновь память унесла его к давним событиям, произошедшим в первые годы его царствования.

Ох и мрачны суровые леса ятвягов, которые были южными соседями пруссов. С запада они вплотную примыкали к Сандомиру, касаясь верхним северным краем польской Мазовии, а на юге граничили с землями так называемой Черной Руси. Полей в глухих непроходимых пущах, изобиловавших гигантскими болотами, практически не было вовсе.

Потом-то Константин привык, но день, когда он с пятью десятками дружинников впервые углубился в их лесные владения, запомнился ему навсегда. Да еще как запомнился-то, хотя первый его визит туда был зимой, когда солнце все-таки ухитрялось протиснуться сквозь ветви деревьев, пользуясь тем, что на них уже не было листвы, и дотянуться своими лучами до снежного одеяла, плотно покрывавшего землю.

Ятвяги были первым народом, который предстояло принять в русское подданство. От того, дадут ли они на это свое согласие, зависело очень многое. Ну, например, то, через какие земли придется идти войску Константина, если их северные соседи пруссы проявят упрямство и не пожелают добровольно войти в состав Руси. Если через земли союзников и подданных – одно, а если через населенные врагами – совсем другое.

Сами по себе эти племена были не столь и опасны. Вполне можно было смириться с такими соседями, которые представляли гораздо меньшую угрозу, чем христианская Европа, но в том-то и дело, что новоиспеченный царь хотел выбить из рук немцев и датчан убойный козырь – крещение язычников, пользуясь которым они могли собрать под свои знамена рыцарей буквально со всех земель. А вот тогда Константину пришлось бы гораздо сложнее.

К тому же сейчас он мог регулировать сроки постепенного мирного завоевания этих земель как душе угодно. А вот массовое нашествие рыцарей на эти территории, согласно все тому же закону подлости, который никто не отменял, непременно пришлось бы на годы, когда он целиком был бы занят отражением монгольской агрессии на своих восточных рубежах.

Тогда выходило бы, что надо одной рукой махать тяжелым мечом, а в другой держать щит, повернув его в сторону западных границ. Вдруг нападут, зная, что вся русская армия ушла далеко на восток. И вообще, хуже войны на два фронта могла быть только та, которую надо вести на три. Вдобавок у захватчиков образовывался внушительный запас времени для первоначального устройства, а потом поди выкури их из понастроенных каменных замков.

Было и еще одно обстоятельство – обещание помощи в обуздании неистовых пруссов, которое он дал Конраду Мазовецкому.

Большую надежду Константин возлагал на пятерых старейшин-ятвягов, которые ехали вместе с ним. Принадлежали они к тем племенам, которые жили на исконно русской территории, между правыми притоками Западного Буга и левыми – Немана. Большую, но не самую главную.

Последний и наиболее весомый козырь Константин вез в небольшом ларце. Именно на него он рассчитывал больше всего, потому что если уж и он не сработает, то пиши пропало. Тогда пришлось бы возвращаться и погружаться в длительные размышления о том, как ухитриться решить все по-своему и обязательно мирным путем.

Мирным вовсе не потому, что правитель русских земель, чтя знаменитую заповедь Христа, так уж боялся пролития крови тех же ятвягов, многие из которых полягут под мечами его дружинников. Да пес с ними, с ятвягами, но вот собственные потери пугали. Начав враждовать с коренными обитателями этих лесов, Константин рисковал положить не сотни – тысячи своих людей. А утешаться мыслью, что их погибнет неизмеримо меньше, чем тех же ятвягов, было не по нему.

Ведь через десяток лет дорога будет каждая сотня хорошо обученных умелых воинов, а случись конфликт с теми же ятвягами или пруссами, а пуще того – с литовцами, войну придется вести именно им, а не ратникам из пешего ополчения. Последние хороши только в одном-едином монолитном строю. Вот там да – цены им нет. Пешцы остановят практически любое войско, не дав спуску даже хваленой тяжелой рыцарской коннице. Но тут лес, где не то что строй выставить – телегу не провезти. Недаром вся поклажа воинов, которые сопровождали его, была навалена на спины запасных коней.