Алатырь-камень - Страница 43

– Такое пойдет, – твердо заявил королевич.

– Слово? – серьезно переспросил рязанский князь.

– Рыцарское! – гордо произнес Коломан и тут же осекся. – Я ведь не опоясан, да и шпор у меня нет.

– Да-а-а, – задумался Константин. – Это меняет все дело. Как можно принимать участие в коронации, не будучи опоясанным. Жаль, жаль, – сокрушенно вздохнул он, подмечая, как вытягивается от огорчения лицо Коломана. – Хотя что это я?! – хлопнул он себя по лбу. – Можно подумать, что я завтра на царство венчаться стану! Времени-то еще сколько угодно. Успеем мы тебя и опоясать, и шпоры надеть.

– А разве у вас на Руси среди… – Коломан смешался, закашлявшись и радуясь, что слово «варваров» он все-таки произнести не успел, в самый последний миг ухватил себя за язык. – Разве среди твоих воинов, – продолжил он, – есть рыцари?

– Ну-у, если исходить из строгих канонов, про которые ты читал, – протянул Константин. – Тогда, конечно, нет. Но это не беда. У меня ведь помимо тебя еще и польские князья будут. Вот они-то тебя и опояшут, чтоб все честь по чести было.

– А подвиг совершить? – почти жалобно спросил Коломан.

– Без подвига никак? – осведомился Константин.

– Если бы я мог одним ударом меча разрубить воина на коне и в доспехах от макушки до низу вместе с лошадью, – прикрыв глаза, начал певуче цитировать Коломан хорошо известные ему строки. – Без труда зараз разгибал четыре подковы, поднимал до головы рыцаря в доспехах, который стоит на моей руке, и съедал бы за обедом четверть барана или целого гуся, тогда да. А так… нет, – произнес он подавленно.

Бедный мальчик чуть не плакал. Так сильно расстроился он оттого, что золоченые шпоры, по всей видимости, уплывали от него навсегда вместе с его хрустальной мечтой.

– Вона как, – подивился Константин, искренне посочувствовав горю принца. – А ты, стало быть, ничего этого не можешь?

– Нет, – честно ответил Коломан. – Да, пожалуй, и никогда не смогу.

– Но ведь ты королевский сын, – возразил рязанский князь, лихорадочно размышляя, что бы такое ему предпринять и что придумать.

– Я не хочу получить рыцарские шпоры только по этой причине, – гордо вскинул голову принц.

– А еще там есть какие-то подвиги? – поинтересовался Константин.

– В бою, – совсем тихо прошептал Коломан. – Но то уже и вовсе не про меня.

– А какие? – спросил Константин.

– Если рыцаря от смерти спас, или на копье поднял сразу трех сарацин, или освободил от неверных святой град Иерусалим, или…

– Стоп, – оборвал перечень князь. – А ты говоришь – не про тебя. Воевода Фильней – рыцарь?

– Конечно.

– А ты его от смерти спасаешь. Ведь если бы не твое согласие, то болтаться бы ему завтра на доброй пеньковой веревке, а так поживет еще.

– Но я же не в бою и не мечом, – возразил Коломан.

– А ты почитай внимательно, – предложил Константин. – Я больше чем уверен, что там не сказано, чем и как именно ты должен его спасти. Да разве это важно, если уж так разобраться? Главное, что спас, а остальное… – он пренебрежительно махнул рукой.

– А ведь и впрямь не сказано, – с некоторым удивлением протянул Коломан, и его мальчишечье лицо осветила светлая добрая улыбка.

«Господи, как же приятно сделать счастливым человека, – вздохнул Константин, но тут же цинично добавил сам себе, чтоб чересчур не расслабляться: – Особенно если это не несет больших дополнительных расходов и, напротив, сулит кое-какие доходы, пусть и не материальные.

С Васильком же получилось еще проще. О том, в кого именно влюблен пылкий юноша-князь , Ростислава сообщила Константину как-то невзначай. Едва же он узнал об этом, как сразу все события истории совершенно заново встали перед его глазами. Вот, оказывается, почему Василько всю жизнь послушно ходил у стремени своего старшего брата и никогда ни в чем ему не перечил.

Вот почему сам Василько в той официальной истории женился весьма поздно. Константин не помнил точно, когда тот наконец-то согласился пойти под венец , но точно знал, что князю было далеко за двадцать. Это был чуть ли не единственный случай в те времена, когда русские князья старались женить своих сыновей еще мальчишками, обзаводясь таким образом новыми союзами и приобретая различные выгоды, а уж обручали и вовсе детей.

Оказывается, все потому, что Василько всю свою жизнь был страстно и безнадежно влюблен, а объект его страсти был близок, но недоступен – жена брата.

– Когда она только-только увидела его первый раз, то еще ничего не поняла. Молодая же совсем. А ныне, как она мне писала, он так настойчиво уговаривал ее не постригаться в монастырь, не губить свою красоту и юность, что и слепой по одному голосу догадался бы. Так что ты имей в виду.

– А он открылся ей в своих чувствах? – спросил тогда Константин.

– Робеет. Вдруг она откажет, – мечтательно улыбнулась Ростислава. – Совсем как у нас с тобой.

– Ну, у нас чуточку иные причины были, – поправил ее Константин. – Хотя – да. В целом ты права. А ей-то самой он нравится?

В ответ на это Ростислава только неопределенно пожала плечами.

– Девчонка ведь еще. Ей не замуж надо было идти, а в куклы играть. Поспешил мой отец, ох как поспешил, – вздохнула она. – Со всеми нами поторопился. Разве что маленькую Еленку просватать не успел, но уж та и вовсе дите.

Константин в ответ промолчал. Он мог бы, конечно, возразить, рассказать жене кое-что , но зачем? Только ревность к сестре возбудил бы. А вот сердечной тайной владимиро-волынского князя он решил воспользоваться сполна, выжав из нее все, что только возможно. К тому же, насколько ему стало известно, ни один из князей не собирался присутствовать на церемонии венчания его на царство, не говоря уж о том, чтобы принять в ней участие в качестве подручника царя. О том, чтобы кто-то из них, к примеру, подал патриарху корону или державу со скипетром, можно было и не мечтать.