– Только всемогущий ведает о том, – уклонился от ответа лекарь.
– Тенгри высоко, – проворчал Каргатуй. – А я спрашиваю тебя.
– Ты слышишь запах, который исходит от него? – вместо ответа спросил старик.
– Я спросил тебя о… – раздраженно начал было Каргатуй, но булгарин перебил его:
– Он уже умер. – И пояснил: – Он умер, а душа жива. И она не отлетела к небу.
– А как же?.. – растерянно спросил воин, но тут же осекся. – Я понял тебя, старик, – и он молча пошел к своему коню.
Булгарин как-то странно усмехнулся и прошептал:
– Нет, ты ничего не понял. – Он помедлил и добавил со вздохом: – Да и я, признаться, тоже.
В Переяславль-Залесский они прибыли утром, проведя, по просьбе лекаря, в дороге всю ночь, потому что Родиону было совсем плохо. Несколько лошадей путникам пришлось бросить, иначе бы они пали прямо на дороге. Но главное – русич был еще жив, когда его вынесли из возка и бегом пронесли прямо в терем воеводы, где остановился царь.
Сам воевода, рыжебородый огромный Горыня, который чуть свет был уже на ногах, – при таких гостях хозяину разлеживаться недосуг – незамедлительно побежал будить государя.
В иное время он еще бы подумал, стоит ли тормошить человека, который после двухдневной скачки спит без задних ног, но старичок-булгарин так на него зыркнул, что Горыня сразу почуял – стряслось такое, что тут мешкать не моги.
Когда сонно хмурившийся и недовольный государь в сопровождении Горыни вышел из своей светлицы и спустился вниз, в большой гриднице его ждал только старик-лекарь, сидящий в изголовье русича, которого воины бережно положили на лавку. В сознание он не приходил со вчерашнего дня. Обычно про таких говорят – ни жив ни мертв. Если говорить про этого ратника, то он скорее был мертв. Но не до конца.
Константин прищурился и удивленно воскликнул:
– Родион! Вот уж не чаял!
Тот словно ждал этого и тут же открыл глаза. Непослушные губы попытались улыбнуться. Даже обмороженная почерневшая кожа на лице и та чуточку посветлела.
– Здрав буди, государь, – почти беззвучно прошептал он и вновь потерял сознание.
– Что с ним? – посмотрел на старика Константин, каким-то наитием угадывая в нем лекаря.
– Я сделаю так, что он заговорит, хотя ненадолго, – произнес тот со вздохом. – Слушай внимательно, потому что после этого он сразу уйдет в иной мир.
– Тогда не надо, – торопливо сказал Константин. – Пускай лучше он заговорит через день, два, да хоть через десять дней, но останется жив.
– Он не останется, – мотнул головой лекарь. – Меня зовут Бадр-ад-дин Махмуд ибн Усман. Для вас, русичей, это тяжело, поэтому называй меня просто ибн Усман. Я много лет лечил лучших людей Булгарии, да и не только их одних. Но для того, чтобы понять, когда человек жив, а когда он мертв, не обязательно лечить столько лет. Этот человек мертв. Он мертв три дня. Я не могу сказать, какие боги удерживают его душу. Зато я знаю, что он каждый день и каждую ночь молил их о том, чтобы они дали ему еще немного времени. Но их могущество тоже не беспредельно. Если я не дам ему лекарство, он все равно умрет, так и не сказав, что хотел. А теперь повелевай, что мне делать.
– Ах ты, напасть какая, – прошептал Горыня и сконфуженно умолк, когда Константин раздраженно обернулся к нему.
– Ты сказывал, что с ним прискакали четыре десятка людей, – заметил он воеводе. – Поди распорядись, чтоб их напоили, накормили, найди место для ночлега. Да повели, чтоб ни одна живая душа сюда не входила! – крикнул вдогон и повернулся к старику. – Действуй! – сказал он каким-то холодным отстраненным голосом.
Ибн Усман неторопливо извлек из своего небольшого узелка флакон темного стекла. Слегка взболтав его, он ловко запрокинул голову лежащего, разжал ему рот и неспешно стал вливать содержимое флакона.
Затем лекарь встал, молча указал на освободившееся место на лавке, и предупредил:
– Немного подожди и не торопи его. Когда питье начнет действовать, твой воин сразу заговорит. – Он поклонился и вышел из гридницы, оставив Константина наедине с Родионом.
Прошло не больше минуты, когда тот вновь открыл глаза и действительно заговорил. Это была не совсем связная речь, к тому же Родион очень торопился, чувствуя, что силы покидают его навсегда. Наконец он умолк. Ожидание, что тот заговорит вновь, оказалось тщетным. Константин опрометью выскочил за дверь и чуть не сшиб с ног старика, который стоял в шаге от нее. Глаза его были закрыты, а по морщинистой щеке катилась мутная старческая слеза.
– Он замолчал, – почти крикнул Константин. – Он замолчал, не договорив. Дай ему что-нибудь, ибн Усман. Он должен договорить. Если он умрет не досказав, то…
– Скляница пуста, – просто сказал лекарь. – Да она и не помогла бы, даже если бы была наполнена до краев. Я же говорил – он умер три дня назад.
– Но как он тогда говорил со мной только что?! – выкрикнул Константин. – Ты, наверное, оговорился?!
– Знаешь, чем отличается неопытный лекарь от опытного? – неторопливо спросил булгарин и сам же ответил: – Оба они могут ошибиться, определяя болезнь человека. Если лекарь неопытен, то он может ошибиться и в смерти, преждевременно решив, что больной, лежащий перед ним, уже мертв. Но опытный врач такой ошибки не допустит.
– Выходит, он умер, так и не договорив, – растерянно произнес Константин.
– Я же тебе сказал, что этот человек мертв уже три дня. Отчего ты мне не веришь? – мягко, но настойчиво возразил ибн Усман. – Последние три дня я ехал с мертвецом. И с тобой тоже говорил мертвец.