– Вера и впрямь великая сила, – повторил Вячеслав задумчиво. – Жаль только, что как силе и положено – мозгов не имеет. В хороших руках она добра, а в плохих… – Он досадливо отмахнулся и обратился к Константину: – Ты лучше скажи, государь, насчет свадьбы. Не передумал? Уж больно гроза крутая надвигается. Сердцем чую… Я понимаю, что договор имеется, но, с волком дружись, а за топор держись. Эх, надо было мне не на северные, а на восточные границы ехать, а то что-то тревожно на душе.
– Вот до Ярославля доберемся, а там точно выясним, – ответил Константин и тут же пояснил: – На дворе декабрь. Если они что задумали, то пора нападать. Короче, я Торопыге сказал, чтобы он в любом случае своих гонцов к Ярославлю посылал и там нас ждал. А что до свадеб, так когда на Руси тишина стояла? То свои бунтуют, то соседи лезут. У нас с тобой, если подсчитать, за все время мирных лет больше пяти-шести не наберется, а все равно все переженились. Это у меня еще с Ростиславой более-менее было, если Галича не считать, а у того же Миньки с Доброгневой медовый месяц всего ничего длился.
– Ну, это он сам виноват. Пушки в уральских крепостях и без него бы установили. Надо было доверие к людям проявить, – не согласился воевода.
– А Святослав? Ты на его свадьбе вообще погулять не сумел, да и я тоже толком не повеселился. Сидел на пиру как на иголках, а потом и вовсе на Урал сбежал. Да и во время второй… Во всяком случае, к тестю в гости я так и не попал, – усмехнулся Константин. – Кстати, как тебе самому Иван-Асень пришелся? – спросил он сына. – Не суров ли?
– В меру, батюшка, в меру. Примерно так же, как ты, – ответил Святослав.
– Ну, это по-божески, – сделал вид, будто не замечает намека, Константин. – Ладно, будем надеяться, что и Иоанн Ватацис для моей Настеньки «в меру» будет. А отложить… Если бы я дочь не за Феодора Ласкариса выдавал, да к тому же не уговорился с его отцом, чтобы свадьбу с венчанием здесь на Руси отпраздновать, – можно было бы попробовать отложить, а так… Да и порядок пока у нас. Тихо вокруг.
– Уверен, государь?
– Молчит же Торопыга. Опять-таки и посольство наше из Сыгнака еще не прибыло, а от глаз боярина Вилюя навряд ли что укроешь. Не увидит, так почует. Да и не один он там такой… шустрый. Ну и у Панина люди не баклуши бьют – бдят в оба.
– Приедем в Рязань – не признаем твоего Торопыгу, – хмыкнул воевода. – Он небось еще больше поправился.
Но Вячеслав ошибся. Для того, чтобы повидаться с Николкой, как выяснилось, до Рязани ехать было вовсе не нужно.
Константин первым увидел Торопыгу среди жителей Ярославля, высыпавших за городские ворота для того, чтобы самолично повидать царя – будет, что рассказать сынам и внукам, а то когда еще доведется. Он легонько толкнул в бок друга, который и сам уже заметил мужчину в простой одежде, стоящего чуть ли не в самых последних рядах.
Воевода понимающе кивнул и, склонившись к Константину, шепнул ему на ухо:
– Видать, что-то случилось, причем серьезное. Иначе гонца бы прислал.
Константин лишь тяжело вздохнул в ответ. По пустякам начальник разведки и контрразведки всея Руси действительно не стал бы срываться из Рязани и отправляться в столь долгий путь.
Торопыга, вопреки прозвищу, которое, впрочем, теперь мало кто упоминал – не по чину оно было первому шефу КГБ – не спешил встретиться с Константином. Более того, увидев, что царь его заметил, он преспокойно выбрался из толпы и куда-то исчез.
Сославшись на некоторое недомогание, Константин вместо себя послал на торжественный молебен царевича, а сам вместе с воеводой направился в свои покои, якобы немного передохнуть после утомительной дороги. Там он и увидел Николку, сидящего на лавке возле большого дубового стола.
– Монголы?.. – спросил, даже не успев поздороваться, Константин.
– Они самые, царь-батюшка. Сын твой Святозар весточку прислал, что сызнова замятия у них там промеж братьев. Так что нам пока опасаться неча, а там как знать. Вилюй, правда, молчит доселе, – посмурнел лицом Панин. – Может, потому, что сказать неча? – и вопросительно уставился на Константина.
– Может, и так, – согласился тот, и какое-то недоброе предчувствие холодком пробежало по его спине. – А ты тогда зачем сюда, коль опасаться нечего? – ворчливо осведомился Константин, усилием воли отгоняя недоброе.
– Да решил сам упредить, чтоб у тебя душа не болела. Вспомнил, что ты меня доселе Торопыгой кличешь, вот и… Заодно и телеса свои растряс малость – тоже польза, – весело улыбнулся Пиколка.
Тем, кто знал его лишь в юности, через два десятка лет было бы мудрено признать в заматеревшем мужике прежнего худенькго спецназовца. Многое подрастерял Торопыга из былого мастерства. Сейчас он, пожалуй, смог бы разве что точно метнуть в цель свой нож, метко выстрелить из арбалета. Остальное же…
Зато теперь Константин в любой момент мог получить подробную информацию о том, чем кто дышит. И речь шла не только о Руси, в которой доверенные люди сидели всюду. Про Чернигов, Новгород-Северский, Переяславль-Южный, Владимир-Волынский и даже Кукейнос с Ригой, в которых правили подручные князья, и говорить не стоило. Но под контролем находились и все прочие города.
Впрочем, внутренний сыск был делом Любомира, и в него Николка не совался, занимаясь исключительно другими государствами. Что касаемо соседей, тут донесения и вовсе приходили регулярно. Николка, а следовательно, и сам Константин были прекрасно осведомлены обо всех перипетиях борьбы между дочерью луцкого князя Ингваря Ярославича Гремиславой – женой покойного короля Лешко Белого, отстаивавшей права своего малолетнего сына Болеслава V , и его официальным опекуном Конрадом Мазовецким.